Пристроенный памятный знак О.Ф.Берггольц. Открыт 8 сентября 1998 г. Установлен около входной двери «Дома радио» (Итальянская ул., 27). Скульптор Вадим Иванович Трояновский, архитектор Вадим Леонардович Спиридонов. Бронза (горельеф), гранит. Высота 320 см. На гранитной плите выбиты стихи: «…И спаяны сильней, чем кровью рода, родней, чем дети одного отца, сюда зимой 42 года сошлись — сопротивляться до конца». «…И даже тем, кто все хотел бы сгладить в зеркальной робкой памяти людей, не дам забыть, как падал ленинградец на желтый снег пустынных площадей. О.Берггольц».
Памятный знак открыт в годовщину начала блокады Ленинграда. По сообщению скульптора Трояновского, еще во второй половине 1970-х гг. по предложению М.Ф.Берггольц он работал над надгробным памятником Ольге Берггольц. Мария Федоровна разработала план многофигурной композиции, введя в число персонажей и себя; эскизы, предложенные скульптором, вызвали у нее приступ гнева, и работа заглохла. После указа президента, а затем распоряжения мэра Петербурга (указ президента РФ № 1968 от 3.10.1994; распоряжение мэра № 268-р от 28.03.1996 «О сооружении в Санкт-Петербурге памятников», приложение 2), предписавших открыть надгробный памятник О.Берггольц на «Литераторских мостках» в IV квартале 1996 г., Трояновский опять начал работу, но М.Ф.Берггольц опять ее запретила. Во время блокады Берггольц работала в радиокомитете, и ее голос регулярно звучал в передачах (см.: Берггольц О.Ф. Говорит Ленинград // Берггольц О.Ф. Собрание сочинений: В 3 т. Л., 1989. Т. 2. С. 158 — 339). Этот памятный знак, первоначально создававшийся как надгробный памятник, установлен в соответствии с распоряжением губернатора № 890-р от 07.09.1998 «Об установке памятного знака, посвященного О.Ф.Берггольц, у главного входа Дома радио». Памятник развивает миф о Берггольц как о «главном поэте блокады», чей живой голос доносил правду. «<…> За эти месяцы в жизни Ольги произошли разительные перемены, <…>она стала поэтом борющегося Ленинграда, <…>судьба ее отныне и навсегда связана с судьбой осажденного города, <…>в ее стихи с болью и надеждой вслушиваются люди не только в кольце блокады, но и далеко за его пределами. Короче говоря, я не знал, что случилось настоящее чудо: война и блокада подняли Ольгу на самый гребень трагических событий, разом проявили то, что годами копилось и зрело в ее душе, превратили ее в истинного поэта-гражданина, чей искренний, чуждый ложного пафоса, живой человеческий голос уверенно и властно звучал над опустевшими улицами и площадями Ленинграда, в оледеневших пещерных жилищах, в землянках и блиндажах переднего края. Это был неожиданный для многих, но глубоко оправданный и выстраданный поэтический расцвет. Сама Ольга назвала его жестоки м <…>» (Левин Л. Жестокий расцвет // Новый мир. 1979. № 4. С. 180). Существует мнение, что во время блокады, в городе, на улицах которого валялись трупы («Трупы лежат штабелями, в конце Мойки целые переулки и улицы из штабелей трупов. Между этими штабелями ездят грузовики с трупами же, ездят прямо по свалившимся сверху мертвецам, и кости их хрустят под колесами грузовиков» — Берггольц О.Ф. Из дневников // Звезда. 1990. № 5. С. 190; запись 23 марта 1942 г.), пафосная поэзия Берггольц перестала звучать фальшиво. Между тем сама Берггольц фальшь и ложь своих официальных выступлений ощущала очень остро и постоянно, и именно этой теме, терзаниям из-за необходимости писать и говорить ложь, был посвящен ее «тайный дневник», который она вела во время блокады и который ее муж, Н.С.Молчанов закопал во дворе дома 86 по Невскому пр. (где у Молчановых был дровяной сарай). «<…> Шли годы немыслимой, удушающей лжи <…>годы страшной лжи, годы мучительнейшего раздвоения всех мыслящих людей, которые были верны теории и видели, что на практике, в политике — все наоборот, и не могли, абсолютно не могли выступить против политики, поедающей теорию, и молчали, и мучились отчаянно, и голосовали за исключение людей, в чьей невиновности были убеждены, и лгали, лгали невольно, страшно, и боялись друг друга <…>» (Берггольц О.Ф. Блокадный дневник // Апрель. 1991. Вып. 4. С. 133: запись от 17 сент. 1941 г.). «Надо перестать писать (лгать, потому что все, что за войну, — ложь).. Надо пойти в госпиталь. Помочь солдату помочиться гораздо полезнее, чем писать ростопчинские афишки. Они, наверное, все же возьмут город. Баррикады на улицах — вздор. Они нужны, чтоб прикрыть отступление Армии. Сталину не жаль нас, не жаль людей» (Там же. С. 139; запись от 24 сент. 1941 г.). 
Комментарий к надписям. Тексты Ольги Берггольц были подобраны сестрой, М.Ф.Берггольц, специально для пристенного памятника: первый текст — неточно воспроизведенная цитата из поэмы «Твой путь» (1945) (М.Ф.Берггольц написала его в присутствии Трояновского по памяти), второй текст — цитата из стихотворения «Стихи о себе» (1945) (см.: Берггольц О.Ф. Собрание сочинений: В 3 т. Л., 1989. Т. 2. С. 76, 89). О работе Трояновского над образом Берггольц см.: Башинская И.А. Утверждение ценности духовной жизни человека //Художник Петербурга. 2000. Апрель. № 3. С. 10. Об открытии памятника см.: Фоняков И. Ольга Берггольц: «Мужайся, стой, крепись и — одолей!» // Санкт-Петербургские ведомости. 1998. 9 сент.; Аноним. День памяти // Новости от СВ (Петербург). 1998. 17 сент. № 17 (63).